Александр Старцев: Чиновники не считают проблемой 140 тыс. тонн химсоединений, отравляющих воздух и почву Петербурга

Жизнь на вулкане отнюдь не метафора, а экологическая реальность петербуржцев – в этом убежден собеседник «Санкт-Петербург.ру», председатель Совета петербургского отделения «Российской экологической партии «Зеленые» Александр Старцев. Он рассказал изданию о том, почему главным богатством России являются вовсе не ресурсы, а первозданный лес с сопутствующими естественными экосистемами, о результатах непонимания законов биосферы, а также о том, какое место занимают отходы в «химическом цунами», захлестывающем Петербург.

Как вы стали заниматься экологическими проблемами? Расскажите о своем опыте.

– В течение десяти лет я руководил заводом по утилизации опасных военных и промышленных отходов. Его создали при Ленинградком Вторчермете в конце 40-х годов, поскольку после войны вся Балтика была завалена останками кораблей, судов, подлодок, а также мин, снарядов и другого «военного мусора».  Уже с 1990 года он был преобразован в совместное предприятие – партнерами в разное время были португальцы, шведы и финны.

Много ли было таких отходов? Что с ними удалось сделать?

– За десять лет заводом были утилизированы 114 кораблей, судов, подводных лодок - общим весом порядка 70 тыс. тонн. Весной 1997 года нам удалось предотвратить экологическую катастрофу: рядом с Приморском погибала  разграбленная плавказарма, где оставалось дизельное топливо, мазут – около ста тонн. Хорошо, что холода затягивались, ведь если бы все оттаяло, в районе Приморска нефтепродукты попали бы в акваторию Финского залива. Тогда пришлось на свой страх и риск аварийную «посудину» водоизмещением около трех тыс. тонн отбуксировать на судоразделку и затем долгих два года утилизировать этот особо опасный объект.

Позднее при поддержке администрации Петербурга и МЧС мы совместно со шведами организовали три экспедиции на остров Большой Тютерс. Его надо было чистить от немецких боеприпасов Второй мировой войны, по всем признакам, шла утечка тротила. В итоге удалось обезвредить более трех тыс. единиц взрывоопасных предметов – их откапывали в лесу и даже доставали со дна бухты, потом постепенно уничтожали. Дело в том, что на этот необитаемый остров в навигацию заходили на яхтах туристы – проблему надо было срочно решать.

Учитывая опыт, можете обозначить экологические проблемы и задачи, которые стоят перед Петербургом, областью, Россией в целом?

– Петербург, как любой мегаполис, образно, представляет собой незатухающий вулкан. Он все время выбрасывает жидкие, твердые, газообразные отходы. Если природа с естественными вулканами справляется - зарубцовывает их разрушительные последствия, то объект антропогенного характера такого рода – природе не по силам. И чтобы держать в узде это явление, нужен целый комплекс научно обоснованных мер и технологий, которых сейчас нет, поскольку экология должным образом не развивается как фундаментальная и прикладная наука. Системных знаний об окружающей среде не хватает на всех уровнях, но зато вовсю бушуют квази-рыночные отношения.

Казалось бы, водная стихия Петербурга определяет факторы риска – проблема отходов, вредных выбросов, неочищенных стоков предприятий. На самом деле, это лишь верхушка айсберга. Это неотъемлемая составляющая жизнедеятельности цивилизации – все привносится в процессе производства и потребления. А то, что невидно глазу, – это очень серьезный фактор, который недооценивается. В экологии есть единственная проблема – разрушение человеком первозданных экосистем.

От чего зависит устойчивость жизни в биосфере? От биоты – сообщества всех живых организмов, в первую очередь, на 99,5% микроорганизмов, грибов, плесени и других, невидимых глазу. Все это в совокупности работает сотни миллионов лет как суперкомпьютер с огромными скоростями, примерно 103⁶ бит в секунду – это почти на 20 порядков выше, чем располагают все компьютерные системы, созданные на сегодня человеком. Поэтому, когда говорят об управлении окружающей средой, это звучит абсурдно.

Биота живет только в первозданных экосистемах, девственных лесах и почвах, которых на планете остается все меньше и меньше. Главная проблема современного мира – уничтожение биоты тремя способами. Физическое разрушение, когда осушаются болота, уничтожаются леса, прокладывают магистрали и т. д. Химическое – когда цивилизация из года в год миллионами синтезирует и промышленно выпускает различные химические вещества и соединения. По данным американского химического агентства CAS, в мире насчитывается 126 млн наименований химических веществ и соединений. И природа давно не умеет этот яд перерабатывать. В результате химикаты накапливаются, убивают биоту, вызывают разного рода мутации, отравляют почву и воду. Энергетическое разрушение заключается в избыточном производстве энергии, которая теряется человеком и «отапливает» биосферу, губительно действуя на микроорганизмы.

Петербургский профессор Горшков в 1995 году разработал теорию биотической регуляции и в 2005 сделал выдающееся научное открытие - «лесной биотический насос». Согласно этому открытию, вся пресная вода на суше появляется исключительно благодаря действию первозданных лесов. Этой водой наполняются реки и озера. По сути, лес – это океан влаги на суше. Однако ни в Европе, ни в Китае уже не осталось первозданных экосистем – действует только евразийский лесной пояс, от Скандинавии до Камчатки. То есть семь тыс. км наших бореальных лесов – достояние планетарного масштаба, и их надо сохранять во что бы то ни стало, чтобы жизнь продолжалась. Тем не менее, мы продолжаем уничтожать лес, при пожарах гибнут миллионы гектаров лесных экосистем вместе со всем обитающим в них биоразнообразием. Реальный причиненный ущерб в деньгах представить себе невозможно.   

Фото: stroypuls.ru

Петербургу как экологически неблагоприятной территории нужен мощный компенсирующий зеленый пояс, но в Ленобласти такого почти не осталось – только в Карелии. Высадкой зеленых насаждений ситуацию не исправить, да они и не смогут выполнять функции естественных экосистем. Рано или поздно высаживаемые деревья, как в Китае, не захотят приживаться – а леса Карелии, например, еще можно защитить от уничтожения. 

Есть ли где-то в мире опыт оптимального подхода?

– На самом деле, наша общая беда – экологическая безграмотность. Непонимание биотических процессов, законов сохранения устойчивости есть и в России, и в других странах. Наши европейские соседи неплохо научились «чистить верхушку» своего «айсберга», но глубинных проблем не осознают. Им кажется, что они берегут природу, а настоящей природы у них и не осталось. Естественных экосистем в Европе давно нет, свои девственные леса они уничтожили еще в XIX веке.

К примеру, в Швейцарии отлично наладили систему раздельного сбора и переработки отходов. Там бережно относятся к поддержанию чистоты озер и лесопарков. И при этом у них возникают погодные аномалии, стоят недели невыносимой жары под 40º. Это подтверждает –  комфортнее климат от переработки мусора и чистоты озер не становится. В Китае проблема еще глобальнее: 20 лет миллионы китайцев высаживают миллионы деревьев, и ничего не приживается, настолько нарушен природный баланс. Потому что не принимаются во внимание законы устойчивости жизни в биосфере. 

Более того, бизнес, как и прежде, занимается уничтожением лесов, поскольку рассматривает их как источник извлечения прибыли. В Лесном кодексе лес - прежде всего, экономический ресурс.

Каковы масштабы этой безграмотности и как с ней бороться?

– Для начала – пара примеров. Первый пример, связанный с оценкой химической нагрузки на окружающую среду, был проведен в Петербурге. В 1995 году при мэре Собчаке приняли указ о проведении информационного мониторинга химически опасных веществ. Программу свернули в 2005-м, но за десять лет успели наработать полезный опыт и оценить степень надвигающейся опасности. Выяснилось, что мы – в неведении о реальной химической обстановке: специалисты посчитали, что в Петербурге ежегодно в обороте находится порядка 14 млн тонн химических веществ и соединений, еще 60 млн тонн – транзитные. Если брать статистические оценки, в процессе оборота от 1 до 10% химикатов попадает в окружающую среду, то есть, по минимуму, 140 тыс. тонн опасных веществ принимают наши водоемы, почва, воздух, которым мы дышим. А по количеству наименований – около двух тысяч. А наши контрольные органы – МЧС, Роспотребнадзор, Росприроднадзор и другие –  отслеживают не более 100 наименований. Контроля за оборотом химии в принципе не ведется. По итогам работы наших коллег партия попыталась в 2013 году продвигать подготовленный законопроект о химической безопасности в Петербурге, но натолкнулась на массу бюрократических барьеров и нежелание чиновников заниматься этой работой. Убийственный аргумент получили от юристов: вся наша земля состоит из химических элементов. Похоже, они не хотят видеть разницы между элементами таблицы Менделеева и химическими соединениями – такая чудовищная дремучесть.

Второй, более общий пример – проблема энерго- и ресурсосбережения. Все понимают, что потребление нужно ограничивать. Для этого внедряются энергосберегающие лампы, другие экономичные технологии. На самом деле, мы производим на порядок больше электроэнергии, нежели требуется. Представьте, идут линии передачи от ГЭС, АЭС, ТЭЦ – они вырабатывают энергию за сотни и тысячи км, а лампочку мы включаем здесь. При этом огромное количество энергии теряется при передаче, при трансформации, на энергоемком оборудовании. Хранить ее негде, а значит – она попросту обогревает окружающую среду, создавая невыносимые условия всему живому.

Фото: kremlinrus.ru

Ежегодно проводится акция «Час Земли». Допустим, все молодцы и все приборы-лампочки выключили. А в это время АЭС, ГЭС и все ТЭЦ продолжают свою генерацию. То есть мероприятие при всем благом замысле – фикция, игра в экологию. В идеале должна быть цельная концепция, где законам энергосбережения подчинена вся система потребления. Но для этого нужны не только разработки соответствующих технологий, новая индустрия – нужно формировать новое мировоззрение, отношение к жизни, опираясь на законы устойчивости в биосфере. Одними деньгами, даже если их перераспределить,  и развитием технологий проблему не решить.

В процессе приготовления топлива для транспорта давно используются разные присадки. Проблема – в том, что большая их часть является суперэкотоксикантами. Например, широко применяемый метил-трет-бутиловый эфир, который в 60 тыс. раз токсичнее цианистого калия. В США от него давно отказались, а у нас построены заводы по производству именно таких присадок. Вроде, отказались от свинца, борются с серой, но используют вещества на много порядков токсичнее. Во всех этих явлениях, кроме выраженной общей экологической безграмотности и невнимания к здоровью людей, присутствует главное: ничего личного – просто бизнес. 

Читайте также: Что остановит мусорные ветра Петербурга? 

Какое место занимает проблема отходов и свалок во всей этой дисгармонии?

– С переходом на рыночные механизмы промышленность рухнула, из Петербурга вывели многие предприятия – вроде бы ситуация должна улучшиться. Однако число жителей выросло, уровень потребления стал значительно выше. Как результат бурного развития химической и фармацевтической промышленности, расширения номенклатуры товаров, упаковочных материалов, маркетинга, и, как следствие, роста объемов разнообразных отходов, химических веществ в окружающей среде стало на порядки больше. Если взять любой многоквартирный дом, а тем более жилой микрорайон – это самая настоящая фабрика химических отходов. Часть нашей химии идет в помойку, часть – в унитаз, то есть в воду. В результате химическая нагрузка увеличивается в разы. Так что массовая застройка усугубляет химическую нагрузку на окружающую среду. Кроме того, если вокруг города возникают многоэтажные жилые массивы, нарушается и роза ветров, в пять раз увеличивая концентрацию вредных веществ, которые никуда не выдуваются из мегаполиса.

Фото: domananeve.ru

Растут свалки – и здесь, безусловно, вопрос необходимо решать политически: мы и дальше будем жить с этим или будем что-то менять? Технологические решения проблем рекультивации, конечно, существуют. И это не просто засадить-засыпать – это должна быть серьезная научная проработка комплексных задач. Что касается запахов, от того же полигона «Новоселки», надо понимать, что свалки горят 365 дней в году, в результате выделяются газы – молекулы вредных веществ. Они в составе аэрозольных смесей с другими веществами летают в воздухе, которым мы дышим. В ответах инстанций, куда жители направляют свои жалобы, говорится о безвредности запахов, похоже, от глубокого непонимания.

По свалкам необходимо принимать меры, подобные разработкам «Водоканала» – там работают профессионалы, они занимались исследованием приемлемых технологий серьезно и целенаправленно. Потому что быстро проблему грамотной утилизации не решить – это требует иных подходов, решений, нежели тех, от которых проблема возникла. Вот, к примеру, вы писали о частных капиталах. Я не согласен – частными капиталами тут не сделаешь ничего. Те же Швейцария, Австрия, Финляндия, Швеция – у них частный сектор в мусорном деле не работает, проблему решают акционерные общества, которые принадлежат городу или муниципалитетам. Но, как мы помним, в Неаполе несколько лет тому назад возник мусорный коллапс – власти не могли договориться с частниками по тарифам. В вопросах экологии нельзя все измерять прибылью.

Если мы начнем заниматься проблемой рекультивации полигонов сегодня, то сколько понадобиться времени?

– Если объявить это как госзадачу, национальный приоритет, устранить бюрократическую возню, исключить «серые» финансовые схемы, создать специализированные лаборатории, исследовательскую базу, подготовить специалистов, то лет за пять можно решить. Для этого финансово-экономическая система тоже должна быть адекватна – сейчас к таким решениям она не приспособлена. И одной политической воли в Год экологии недостаточно. Свалка – это язва на теле природы, которую надо научиться обезвреживать. В Петербурге есть уникальный пример – ГК «Ресурсосбережение» (входит в состав «Спецтранса»). Они четыре года назад построили высокоавтоматизированный мусоросортировочный комплекс на 100 тыс. тонн в год. Сейчас они хотят нарастить мощности до 200 тыс. тонн и далее тиражировать разработку. По сути, это разумная система переработки смешанных отходов, когда раздельный сбор жителями не обеспечивается. Весь полезный ресурс из отходов извлекают и создают условия для работы производств на вторичном сырье и топливе.  За счет этого можно существенно сберегать природную среду.

Читайте также

Сергей Лисовский: Раздельного сбора мало, экологические проблемы нужно решать в комплексе 

Есть ли способ достичь хотя бы минимальной гармонии в условиях мегаполисов?

– Перво-наперво нужно понять, что нынешняя модель развития общества – тупиковая и ведет к экологической катастрофе. Смена модели развития – болезненный процесс. Начинать нужно с организации широкого экологического ликбеза, просвещения граждан на всех уровнях. Чтобы понимать суть экопроблем, которые давят на нас, нужно понимать механизмы устойчивости в природе, а затем научиться этим руководствоваться, сохранять то, что еще не нарушено, помогать восстановлению экосистем. Важно выстроить адекватную систему экологического мониторинга повсеместно – как на региональном уровне (бассейн Финского залива), так и на локальном: на производстве, в строительстве, в сфере ЖКХ, сельском хозяйстве, и т. д. 

Второй блок работы – постоянный мониторинг онлайн и последующая обработка данных. Анализ нужен затем, чтобы делать точные прогнозы и понимать, где и когда может возникать критическая ситуация. По мнению наших ученых, с начала этого века мы переживаем первую стадию глобальной экокатастрофы, и общая цель – как можно дальше отодвинуть наступление второй стадии.

Фото: dzasokhovgg.com

Следующий фактор – система управления. Она должна стать адекватной времени, ситуации. Проблема управления следующая: она берет начало из поздних (не лучших) советских времен и морально устарела. Функционирует она в условиях шквала информации, и человек не в силах ее переработать и, тем более, проанализировать. Сюда же наваливается огромное количество отчетности, которую также никто не анализирует – это влияет на сознание, на качество выполнения принимаемых решений. Ее, конечно, нужно менять, но не наспех. Начинается все опять же с точного целеполагания: что мы строим, для кого, в какие сроки, на кого опираемся, какой образ будущего рисуем (в частности, каким хотели бы видеть свой любимый город в ближайшем будущем, какова его роль в экодинамике, как сделать более комфортной жизнь горожан, как эффективнее управлять городским хозяйством и взаимодействовать с соседними регионами). Собственно, управление тоже начинается с образования. Наш город разрастается, насыщение инженерной инфраструктурой высокое, и создавалась она в разные годы – ее необходимо модернизировать, приводить в соответствие с современным пониманием того, как снизить антропогенную нагрузку внутри и вне его границ.

Общую экологическую политику необходимо разработать с учетом новых глобальных вызовов и угроз и, конечно, на международном уровне взаимодействия. Когда в сентябре 2015 года президент Владимир Путин выступал на заседании Генассамблеи ООН, он говорил, что проблему изменения климата надо рассматривать шире, чем просто глобальное потепление. В контексте нарушенного цивилизацией баланса между техносферой и биосферой. Для этого необходимо заниматься фундаментальной наукой, подключать страны, располагающие исследовательской базой, развивать и внедрять природоподобные технологии, которые минимизируют ущерб окружающей среде, а также создать международную дискуссионную площадку в формате ООН. По предложению Путина, Россия может стать одним из организаторов специализированного форума ООН для обсуждения такого масштаба проблем. На мой взгляд, это является сигналом для всего мира. В России нынешний год объявлен Годом экологии, и хотелось бы, чтобы он прошел с гораздо большей пользой, нежели 2013-й.