— ЦНИИ РТК создавалось в 1960-е годы именно как космическое предприятие. Первая и основная работа, которая сделала имя институту, – это разработка гамма-лучевого высотомера. Основным элементом системы стало изделие, получившее название «Кактус» и обеспечивавшее срабатывание двигателей мягкой посадки в нужный момент времени, то есть на высоте до семи метров от поверхности земли. Перед землей скорость гасилась, и космонавты мягко опускались на поверхность. Это была первая работа, которую успешно выполнил коллектив Евгения Ивановича Юревича. После этой работы институт стал самостоятельным предприятием.

За счет первой разработки появилась целая линейка приборов и для других отраслей: авиации, военно-морского флота, ракетных войск. Потом на этих же принципах фотонной техники были созданы приборы контроля герметичности, контроля энергообеспечения пилотируемых кораблей, беспилотных кораблей, орбитальных станций.

В 1990-е годы в ЦНИИ РТК появилось направление космической робототехники. Задел для нее был сделан, когда разработали многоразовый космический корабль «Буран». Институт создавал систему бортовых манипуляторов, чтобы размещать грузы на орбите, снимать аппараты с орбиты и возвращать их на землю. Работы в этом направлении ведутся и сегодня. Одна из перспективных разработок – Космическая транспортно-манипуляционная система (КТМС), создаваемая по заказу Роскосмоса. Уже к 2020 году робот будет готов и отправится в космос.

— В период работы советской лунной программы разрабатывалась сверхтяжелая ракета-носитель Н1. Это был не единственный вариант достижения Луны. На конкурентной основе рассматривались и другие проекты. Например, УР-700 («Универсальная ракета»), которой занимался конструктор Владимир Челомей в Центре имени Хруничева (до 1993 года машиностроительный завод имени Михаила Васильевича Хруничева, в настоящее время – Государственный космический научно-производственный центр им. М. В. Хруничева – прим. ред.); Р-56 – разработка украинского КБ «Южное» под руководством Михаила Янгеля. Они были той же грузоподъемности, но предлагался другой тип двигателей, работающих на токсичном гидразине.

В силу многих причин остановились на Н-1. В определенной степени Falcon Heavy на него похож, а именно – по количеству двигателей на первой ступени: Маск поставил на первую ступень 27 двигателей, на проекте Н-1 их установили 30. Почему она не полетела? В те годы мы не смогли синхронизировать работу этих двигателей и не учли те аэродинамические процессы, которые происходят под днищем при запуске всех этих двигателей одновременно. Проблемы в основном удалось устранить к четвертому пуску Н-1. Но, как оказалось, не до конца. Илон Маск сделал это только теперь, хотя с современными технологиями это уже не столь неразрешимая задача.

Н-1 была мощнее, чем Falcon Heavy. Она позволяла выводить более ста тонн на орбиту. Но, на мой взгляд, эта ракета не так хороша, как ее сейчас пытаются представить.

— Нет, это не самое страшное. Если взять тот же самый «Протон», то из первых 12 пусков восемь были аварийными. Тем не менее эта ракета, если не нарушать технологию сборки, прекрасно летает. То же могло получиться и с Н-1, если бы ее научились собирать и запускать – в те годы количество аварий при летных испытаниях было велико. А совершили бы еще пять-шесть пусков, Н-1 стала бы полноценной летающей ракетой.

А вот то, что мы создали спустя два десятилетия, в конце 1970-х – вот это действительно была очень хорошая ракета. Ее создавали в рамках проекта «Энергия-Буран» (военно-гражданская программа советской многоразовой космической транспортной системы, ответ американской системе «Спейс-Шаттл» – прим. ред.). Причем, в отличие от «Спейс-Шаттла», это была не столько транспортная система, сколько именно ракета-носитель грузоподъемностью 105 тонн с закрепленным на ней орбитальным космическим кораблем «Буран».

У американцев схема построения несколько иная: есть шаттл, к которому крепится топливный бак, и кроме шаттла в этой системе ничего запускаться не может. У нас же кроме «Бурана» можно было закрепить на ракету-носитель любой груз: боевую орбитальную станцию, тяжелую межпланетную станцию и др. Ракета-носитель «Энергия» могла вытянуть это на орбиту.

Состоялось два пуска «Энергии», и оба удачных. В первом мы поместили макет тяжелой орбитальной станции – тогда она не вышла на орбиту по не зависящим от ракеты-носителя причинам, а во втором состоялся эпохальный автоматический полет «Бурана».

Однако в тот момент, когда развалился Советский Союз, было уже не до космоса. «Энергию» могли бы сохранить, если бы на тот момент для нее были нагрузки, если бы нужно было запускать что-то тяжелое в космос. Тогда сохранили бы и сам носитель, и технологии получили бы дальнейшее развитие. То есть просто так содержать «Энергию» не могли. Нагрузок не было, и потому проект мы утратили.

— Сейчас многие говорят: «Дайте нам немножко денег, мы возродим «Энергию»!».

Нет, не возродите вы ее и это уже не нужно. Во-первых, это будет неоправданно дорого, а во-вторых, ракета не будет конкурентоспособна на мировом рынке. Надо создавать принципиально новый носитель, естественно, используя прежний задел.

— Носитель на базе «Союза-5» создадут в несколько этапов. В ближайшие два года предполагается эскизное проектирование. То есть будут приниматься основные технические решения, обозначат облик ракеты – это все на бумаге. Далее намечено строительство прототипов. Испытание макетов начнется только после 2020 года – это займет несколько лет, с тем чтобы отдельные элементы непосредственно носителя начать испытывать в 21-м году. То есть сам «Союз-5» как прототип сверхтяжелой ракеты. В полной конфигурации испытания запланированы на 2028 год.

Если коротко, понадобится десять лет на разработку. И на что стоит обратить внимание, это будет ракета такой же грузоподъемностью, какую сегодня имеет Falcon Heavy – у нее 64 тонны, у нас будет 70. Еще более тяжелые – к 2030-32 году. А еще приплюсуем к этому вечные задержки. Та же самая ракета-носитель «Ангара» разрабатывалась с 1992 года, и свой первый полет должна была совершить в 2005 году. Полетела же она на девять лет позже, в 2014 году – это очень большая задержка. К сожалению, именно такие задержки – наша нынешняя практика. Так что и в случае со сверхтяжелой ракетой прорыва ожидать не приходится.

— Наши зарубежные коллеги тоже страдают от того, что не могут точно просчитать сроки. Но не столь значительно. У того же Маска первый запуск Falcon Heavy планировался на конец 2015 года. Я уже упоминал, что советская Н-1 не полетела из-за невозможности синхронизировать работу большого количества двигателей. Маск тоже столкнулся с этой проблемой, и ему потребовалось 2,5 года, чтобы эту задачу решить.

Если брать другие ракеты того же класса, которые разрабатываются и в США, и в Китае, там тоже есть задержки. Например, китайская ракета-носитель «Чанчжен-5» первый раз слетала хорошо, а во второй потерпела аварию. Поэтому в 2017 году, как предполагалось, она введена в эксплуатацию уже не была. Американское космическое агентство НАСА разрабатывает систему SLS (сверхтяжелая ракета-носитель Space Launch Sistem – прим. ред.) на 130-140 тонн. Пока испытаны только прототипы в летных вариантах и отдельные элементы. Первый полет ракеты целиком намечен на 2019 год, хотя планировали в 2016-2017 годах.

Тем не менее, у Китая и Америки нет таких ощутимых задержек, как у нас: там они составляют два-три года, у нас устоявшаяся «норма» – семь-десять лет. Это критично.

— Это не научно-фантастические рассуждения. Действительно, отрасли нужны практические решения, поскольку химические двигатели, на которых мы летаем уже 60 лет, пришли к своему пределу. В будущем пользу-то они еще принесут, и немалую, и будут использоваться еще столетия, но для достижения других планет они малоэффективны.

Вывести большой груз на околоземную орбиту – это полдела, но, если говорить о межпланетных полетах, главное – долететь до заданной точки за приемлемые сроки.

— Сейчас идет разговор о ядерном буксире, который позволит разгонять корабли быстрее до больших скоростей. Но ядерные буксиры разрабатываются уже давно: первые работы начались еще в 1950-х годах, и в России, и в Америке. В 1960-е годы обсуждались и даже были построены их наземные прототипы. А потом оказалось, что это технически сложно и дорого. К тому же вмешались экологи, которые были напуганы авариями. И вмешались так активно, что в Америке работы на долгие годы закрыли. У нас они продолжались, но не так активно, как хотелось бы. В итоге до сих пор ядерного двигатели человечество не имеет.

Новый виток развития идеи приходится на 2010 год, когда приняли решение о создании российского ядерного буксира. Не с нуля, а реанимировали тот задел из 1960-х годов. Ядерные буксиры позволят организовывать пилотируемые экспедиции и быстро перемещать любые космические аппараты в пределах Солнечной системы и летать довольно быстро. Но здесь опять задержка сроков: по планам первый прототип ядерного буксира и летные испытания должны были начаться еще в 2017 году. Но пока даже наземный прототип не испытан. Ядерщики стараются меньше говорить на публику, поэтому, когда полетит первый ядерный буксир, пока неясно. Могу лишь предположить, что не так скоро, как хотелось бы.

— Есть. Например, ионные двигатели и взрывные. Но пока что ядерные у нас более продвинутые, по ним больше наработок, а значит, их создание более реалистично. Ионные двигатели уже устанавливают на спутники – они маломощны, но обеспечивают длительную работу. Но для перемещения больших масс их использовать нельзя, и скорость у них небольшая. Есть идеи взрывных двигателей: за счет миниатюрных ядерных зарядов или взрывчатки. Своего рода взрыволеты. Но они пока существуют только теоретически.

— Идею космического лифта предложил еще Циолковский. В наше время ее реанимировал петербургский инженер Юрий Арцутанов. Предлагалось за счет очень тонкого троса, толщиной с человеческий волос, но сверхпрочного, перемещать грузы на геостационарную орбиту. Это такая орбита, период обращения которой совпадает со скоростью обращения Земли вокруг своей оси, то есть, если мы повесим там аппарат, он всегда будет находиться над одной точкой земной поверхности. Если между аппаратом и Землей натянуть трос, то не потребуется существенных энергозатрат для подъема грузов в космос.

Но это в теории. На практике создать тончайший трос такой длины очень и очень сложно. Он ведь должен быть протяженностью 36 тыс. км. Например, если взять металлический, толщиной в миллиметр, то это будет вес в сотни тонн. Пока технологии не позволяют сочетать тонкость, прочность и легкость. Но уже теперь ученые работают над созданием композитных материалов, которые легче и прочнее. Правда, теперь перед ними задача, как растянуть его на 36 тыс. км.

Работы по созданию космического лифта идут в разных странах. Кстати, японцы считают, что построят его уже к 2050 году. Идея хороша, но эффективность ее покажет эксплуатация.

— С одной стороны, за 60 лет космонавтика сделала огромный шаг вперед. Но, с другой стороны, в масштабах исторического развития это движение оказалось не таким уж значительным. С 1958 года и по 1969-й она сделала гигантский прорыв. Такой, что все ожидали аналогичных темпов в последующие годы. Как-то в марте 1966 года в США состоялся семинар, где собрали самых знаменитых ученых того времени и предложили им ответить на вопросы о развитии техники к 2001 году, заглянуть на 35 лет вперед. По космонавтике прогнозировали, что в 2001 году полет на орбиту туриста станет обыденным явлением, автоматические станции покорят всю Солнечную систему. Человек должен был поселиться на Луне, слетать на Марс, Венеру, спутники Юпитера… А на самом деле, мы и до Луны пока не очень долетели и, полагаю, пилотируемую экспедицию на Марс немногие из нас увидят.

После 1969 года, когда американцы слетали на Луну, мировая космическая отрасль резко затормозила. Причина в том, что после высадки на Луну у человечества не появилось столь же масштабной цели, а на Марс пока мы были не готовы лететь. А какую еще цель перед человечеством поставить, чтобы дать стимул, вдохновить, мобилизовать?

— Принципиально – ничем. Что такое ракета: корпус, топливо, двигатель. Отличие Falcon не в конструкции, а в том, как его изготавливают. То есть в организации серийного производства. Самое зримое сравнение: в прошлом году SpaceХ запустил 18 «Фалконов». Чтобы их изготовить, использовали труд восьми тыс. специалистов, которые работают в компании. В тот же период самарский «Прогресс» произвел столько же «Союзов», но силами 15 тыс. человек. Разница в два раза, соответственно отличаются и затраты на производство. Это и позволяет Маску назначать цену запусков меньше, чем запусков на базе российских ракет.

— В первую очередь, у любой страны цель одна – эксплуатируя космические средства, обеспечить вопросы национальной безопасности. Никуда не деться от этого. Пока есть страны и между ними есть противоречия, безопасность надо обеспечить. Если говорить о научных целях и целях достижения других миров, то нашим ученым хотелось бы иметь космические научные средства и инструменты. У нас с научными спутниками беда. Мы запускаем в лучшем случае один спутник раз в два года. А чтобы наука развивалась, необходимо запускать два-три научных спутника ежегодно, как это и делалось в советское время. Пусть они были бы не слишком навороченными, но они позволили бы вести непрерывные научные исследования. Например, орбитальная астрофизическая лаборатория «Спектр Рентген-Гамма» – это чисто научный проект. Такие спутники необходимо регулярно запускать.

Китайцы это делают и американцы, европейцы – реже, но делают. Но мы-то, великая космическая держава, а за последние годы всего несколько научных спутников запустили. Да и вообще, как создали госкорпорацию Роскосмос, мы стали уступать по запускам, по номенклатуре спутников и по качеству. Нет, такая госорганизция могла работать в советское время, когда ориентация была, в основном, на военное использование космоса. А сейчас есть цель – получить на всем прибыль, но есть вещи, которые изначально не могут быть прибыльны. Те же межпланетные полеты, особенно такие, как теперь, на автоматических станциях, не могут быть прибыльны. Здесь совершенно иная цель. Научные исследования тоже прибыли не приносят. К сожалению, научные спутники не разрабатывают потому, что нет прибыли.

В науке мы снова сталкиваемся с задержками. Возьмем, к примеру, многострадальный модуль «Наука» (многофункциональный лабораторный модуль для проведения научных исследований и ряда коммерческих проектов – прим. ред.), который должны были запустить к МКС еще в 2007 году. Сейчас уже 2018 год и до сих пор нет уверенности, когда же он наконец полетит... 12 лет задержки – очень критично.

Еще пример – автоматическая межпланетная станция «Луна-25» (создается для исследований и практического использования Луны – прим. ред.) должна была полететь в 2013 году. Сейчас стоит срок запуска – 2019 год, и поговаривают еще об отсрочке на год.

Наша обсерватория «Спектр-РГ тоже должна была полететь в 2013 году, но даже в этом году она не отправится в космос. Эти задержки приводят к нашему серьезному отставанию в освоении космоса.

— Государство должно финансировать вопросы своей обороноспособности – это однозначно, вопросы фундаментальной науки, и туда же отнести вопросы изучения других планет. Это то, что работает на перспективу. А вот создание прикладных спутников –метеорологические системы, навигационные, дистанционное зондирование Земли (ДЗЗ) – можно уже рассматривать как источник прибыли.

Американцы это первыми почувствовали, потому сейчас активно передают все эти вопросы частым компаниям. Кроме того, в частные руки они передали пусковые услуги, грузопоток Земля-орбита, пилотируемую космонавтику в пределах земной орбиты. Следующий вопрос – передача в частные руки ДЗЗ. Если эти вопросы отдать на откуп частников, выйдет более динамично. У нас, к сожалению, и государство не такое, и экономика иначе построена.

— Всюду нужно добраться, по идее. Но чтобы совершить движение вперед, мало одной сверхтяжелой ракеты. Нужны и другие средства космической техники. Тот же межорбитальный буксир с ядерным двигателем, например.

— Однозначно, сначала на Луну. Мы не долетим до Марса, не побывав на Луне. Во-первых, Луна – это уникальный испытательный полигон. Ту космическую технику, которую мы будем использовать в дальнем космосе, надо испытать не на Земле, не около Земли, а хотя бы на Луне. Во-вторых, это научная база. Если мы построим астрономические приборы на обратной стороне Луны, мы гораздо глубже заглянем во Вселенную, чем имеем о ней представление сейчас. В-третьих, мы еще не знаем, что можно использовать из того, что есть на Луне. Может быть, там есть ресурсы, которые будут полезны землянам. Если не сейчас, то через некоторое время.

Человечество уже пыталось прыгнуть дальше, чем смогло освоить. «Прыгнули» вот когда-то на Луну. Справедливости ради, цель тогда была проще – гонка за приоритет между СССР и США. Америка достигла Луны, а что дальше с этим было делать – непонятно. Вернулись, и почти 50 лет уже никто туда не летает. Те же «Шаттлы» и «Бураны» – великолепные машины, но они опередили время и будут востребованы только где-то во второй половине XXI века. А потому что все должно быть поступательно.

Вот те цели, которые я назвал, подходят, чтобы государство профинансировало работы. Если мы намерены углубляться в просторы Вселенной, то сначала надо вернуться на Луну. Хотя бы вспомнить, чтобы навык вернуть. Мы уже сколько времени не садились на поверхность Луны, с 1976-го ничего не сажали. Американцы садились, китайцы. Говорят, в 19-м году станция сядет около Южного полюса. Давайте-ка сначала дождемся 2019 года.