USD 29.03.2024 92.2628 -0.3291
USD ММВБ 19:15 92.4900  
EUR 29.03.2024 99.7057 -0.5647
EUR ММВБ 19:15 99.9340  
Нефть($) ..20 +
Нефть(p) ..20 0.00 +0.00
Жителей Петербурга заверили, что дома не перестанут прогревать вплоть до 9 мая ЗакС Петербурга внес в Госдуму законопроект о штрафах до 500 тысяч рублей за рекламу интимных услуг Петербуржцам рассказали, когда начнется период отключения горячей воды Призывникам в Петербурге начали отправлять повестки
Михаил Грачев
Николай Буров: Все еще надеюсь, что эпитафия Исаакиевскому собору не потребуется
Прощальное интервью экс-директора уже практически экс-музея «Исаакиевский собор».
фото: Диана Ахмадуллина / «Санкт-Петербург.ру»
Про Исаакиевский собор Николай Буров говорит с настоящей мужской любовью и гордостью: без сантиментов, но трепетно и горячо. Его решение уйти в отставку с поста директора музея за четыре дня до окончания контракта со Смольным кто-то может счесть проявлением слабости, кто-то - акцией протеста.

Буров, лично написавший в Смольный заявление с просьбой уволить его по собственному желанию с 1 июня 2017 года, возглавлял музей «Исаакиевский собор» девять лет. За день до его ухода, 31 мая, на совещании в дирекции музея исполняющим обязанности была назначена Ирада Вовненко, ранее занимавшая должность заместителя директора по связям с общественностью.

Буров собирался уйти в отставку еще в 2015 году, однако тогда впервые зазвучали сообщения о желании Русской православной церкви стать собственником собора, поэтому директор музея-памятника счел своим долгом не покидать пост. Сложно сказать насколько в конечном итоге это решение поможет собору остаться музеем, тем не менее заявки от РПЦ на передачу Исаакиевского собора нет до сих пор.
Вы помните свой первый рабочий день в должности директора музея-памятника «Исаакиевский собор»?
Если всем трудно живется, то и музей не должен вести себя как продуктовая лавка. Музей должен быть вместе со своим народом и переживать все сложности совместно.
– Конечно. Это было 3 июня 2008 года. Хороший солнечный день, очень радостный, потому что я почувствовал в коллективе ожидательную радость от встречи со мной.

Накануне я в последний раз повернул ключ в двери кабинета председателя комитета по культуре (занимал должность председателя комитета по культуре с января 2005 года по 3 июня 2008 года – прим. ред.). К моменту моего вступления в должность музей почти полгода находился в ожидании директора, потому что в январе совершено неожиданно ушел из жизни мой старый друг, Николай Викторович Нагорский, с которым мы дружили с 1970 года (с апреля 2002 года возглавлял музей «Исаакиевский собор» - прим. ред.).

Коллектив не был для меня абсолютно новым, многих, во всяком случае директорат, я знал и раньше. Музей был в очень хорошем состоянии. Он таким достался и Нагорскому из рук Бутикова (Георгий Бутиков возглавлял музей в 1968-2002 годы – прим. ред.). Вообще, последние 50 лет история музея достаточно счастливая. Когда Бутиков стал директором, если мне не изменяет память в 1968 году, то началось очень динамичное развитие музея. Бутиков был талантливым организатором и сумел сделать единственный в стране музей, который обходился без дополнительного финансирования. Это не просто редкость, это исключительный случай.
А в каком состоянии музей остается после вас?
– Когда я пришел, музей ежегодно посещало 2 млн 600 тыс. человек. И вот я оставляю его с посещением 3 млн 860 тыс. людей в год. Я принял музей из очень хороших рук с доходом 360 млн рублей в год, оставляю его с доходом почти 800 млн рублей в год.
И дело не в пресловутой инфляции?
Эрмитаж – это космос. Русский музей – это космос. Исаакий же – одно из небесных тел.
– Инфляция инфляцией, но мы не меняли цену на билеты семь лет. Меня все время подзуживали сделать это, и коллеги из других музеев постоянно повышали ценник, но я решил, если всем трудно живется, то и музей не должен вести себя как продуктовая лавка. Музей должен быть вместе со своим народом и переживать все сложности совместно. Отличительная особенность нашего музея в том, что стоимость посещения – 250 рублей – это действительно стоимость посещения. А если рассчитывать стоимость билета другого учреждения, нужно взять ценник, прибавить к нему ту сумму, которую музей получил в виде дотаций, и разделить на количество посетителей. Мы увидим, что во многих музеях, московских, например, тех, которые живут полной экономической жизнью, стоимость посещения переваливает за 1000 рублей, и даже за 1500.

Я считаю предметом гордости то, каким образом мы умудрялись вести хозяйство. Еще с того времени, когда я был чиновником, я думаю, что в культуре тоже можно и нужно создавать продукт, научиться его продавать и научиться вырученные деньги тратить с умом. Когда ты тратишь свои деньги, ты относишься к ним не как к случайно упавшим с неба. Это особое отношение, поэтому я, например, знаю, что ценник того или иного мероприятия, связанного со строительством или с реставрацией, иногда завышается, а это мне кажется неправильным. Лучше увеличивать объемы, экономя на том, за что ты платишь.
Музей «Исаакиевский собор» не получает деньги от государства, как Русский музей или Эрмитаж, потому что в достаточном объеме не ведет научно-исследовательскую деятельность?
Великий дом Исаакий, замечательный дом Спас на Крови - это те приметы нашего города, которые говорят о вечности Петербурга.
– Это не правда. Мы ведем ежегодную планомерную и научную, и научно-историческую деятельность. У нас блестящие партнеры: от «большого» университета до университета путей сообщения, бывшего ЛИИЖТ (Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта – прим. ред.). Связаны мы тем, что и у нас, и у университета одна святыня – это Бетанкур. Бетанкур – основатель ЛИИЖТ, и он же – отец многих инженерных решений, которые начали воплощать в Исаакиевском соборе. Эти решения просто гениальные, в частности его идеи по металлоконструкциям, которые до сих пор действующие и живые.

Когда мы занимаемся научной реставрацией, то работаем с целым рядом учебных заведений от кораблестроительного института (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет – прим. ред.) до Политеха (Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого – прим. ред.). Мы активно работаем с космическими корпорациями, потому что нужно искать новые подходы в использовании материалов. У нас было абсолютно пионерское открытие – газодинамическое напыление, которое позволяет создать искусственную патину на только что отреставрированной бронзе и придать этой патине имитацию определенного возраста. Газодинамический способ в таких масштабах мы опробовали первыми.
Вот на полке подарок от технологического университета (Санкт-Петербургский государственный технологический институт – прим. ред.). Гальванопластика, которая активно использовалась у нас, это в том числе один из серьезных научных, не только исторических, но и вполне современных предметов обсуждения, которая роднит нас с учеными этого вуза.

У нас очень много привлеченных сил, но есть и своя научная часть. Может быть, она не такая, как у Эрмитажа, но она и не должна быть такой в силу специфики нашего музея. Эрмитаж – это космос. Русский музей – это космос. Мы – одно из небесных тел. Мы не стремимся к космосу, у нас музей немного другого ранга. Я не хочу ничего преувеличивать. Мне хочется, чтобы всего было в меру. У меня другие функции, я не великий музейный ученый.

Мы – труба, как нас дразнят наши же коллеги, – к нам входят и выходят. Но за это время пребывания – в среднем, 45-60 минут – нам бы хотелось дать как можно больше. У нас есть абсолютно пионерские разработки по работе с инвалидами, с колясочниками, со слепыми и слабовидящими, с плохо слышащими и другими людьми с ограниченными физическими возможностями. Это серьезная научная работа. Если взять, скажем, наше научное издание «Кафедра», которое ежегодно выходит по итогам научно-практической конференции, то там можно прочитать много интересного.

Так что упрекнуть нас в отсутствии научной деятельности нельзя. И я не знаю ни одного музея, кроме тех «монстров», что были названы, которые получают деньги конкретно на научные разработки. Да, музеи получают часть финансирования на науку, но лишь часть. Главная задача – это выполнение госзадания, а госзадание – это прием посетителей. Мы занимаем третью позицию в стране по этому показателю, впереди нас только Петергоф и Эрмитаж.
Какой момент в должности директора музея врезался вам в память ярче всего?
Исаакиевский собор – это апофеоз российской академии художеств, это торжествующий гимн государства российского и православия.
– Мне врезалось в память то, что действительно было событием в жизни наших памятников. Если говорить о Спасе на Крови, то я успел еще как начальник своего предшественника порадоваться столетию освещения собора. Это был 2007 год, я постарался ускорить, насколько это было возможно, возвращение в Спас Царских врат. Царские врата – это событие, проект, который длился 22 года, и я горжусь тем, что он был закончен при мне.

Я с радостью вспоминаю первый юбилей, который мне достался в качестве директора Исаакиевского собора. Это было 150-летие окончания строительства и освящения Исаакия, в 2008 году. На мое время пришлось 300-летие победы в Полтавской битве и 300-летие Сампсониевского собора в 2009-м. Мы торжественно отметили 175 лет освящения Смольного собора, собора с очень трудной судьбой: 87 лет строился, 87 лет был главным собором всех учебных заведений, 87 лет от полной заброшенности до создания концертного-выставочного зала. В 2010 году вышел закон, который мы условно называем «закон о церковных реституциях», и судьба Смольного оказалась решена так, что нас там нет. Но город нас не бросил, и мы имеем очень хорошую замену, несмотря на то, что пока не можем ввести ее в строй из-за непосильных финансовых и временных затрат. Речь идет о концертно-выставочном комплексе на Думской улице.
Та же судьба постигла Сампсониевский собор, и мы также получили очень хорошую замену в блестящем месте – Большая Морская, 40, на расстоянии вытянутой руки от Исаакиевской площади. Очень хороший банковский особняк, который блестяще переоборудуется под многоэтажное музейное пространство, – там будет четыре функционирующих этажа. Я бы очень хотел, чтобы все получилось, потому что мы очень много сил потратили на получение таких замен. Ну и до новейшего времени продолжает действовать этот закон, который, к слову, вступает в противоречие с другими законами, и вот мы передаем Исаакий.

Ах, сколько предметов гордости в Исаакии: вся колокольная линейка – 16 колоколов, самый крохотный из которых весит 50 кг, а самый большой – 16 тонн. И большие реставрационные работы, которые уже проведены, проводятся и еще должны проводиться — это тоже предмет гордости, потому что мы умудрялись делать это очень точно, следуя выстроенному плану. Реставрация ангельской балюстрады, проект, который по срокам сравнится только с комсомольскими стройками. Вообще-то мне ее оценили в 12 лет и четверть млрд рублей, а мы справились за три года и ценою в несколько раз меньше.

Самое главное, что реставраторы просто клятвенно голову на плаху кладут и говорят, что сто лет все будет стоять. Это очень хорошие реставрационные сроки, так как речь идет о «наружке», а вся «наружка» подвергается острому вредному воздействию окружающей среды. У нас рост агрессивности среды совершенно сумасшедший. Мы замеряем каждый год, что нам падает на голову в виде дождя летом. Это отнюдь не дистиллированная питьевая вода, это слабые кислоты, слабые щелочи, и все они начинают воздействовать и на бронзу, и особенно, как мы говорим, на «биметалл» (два разных металла в одной конструкции). Они начинают спорить, ссориться и создавать особые поля, что ведет к разрушению и к преждевременному старению и износу объекта. Много забот будет у тех, кто придет после нас. Самое главное, чтобы сохранился этот великий дом Исаакий, этот замечательный дом Спас на Крови. Это очень важно, это те приметы нашего города, которые говорят о вечности Петербурга.
У вас есть любимая история или, если так можно выразиться, байка, связанная с Исаакиевским собором?
Я не верю, что РПЦ как безвозмездный пользователь будет озабочен такими пустякам, как состояние здания. Сохранность Исаакия должно будет обеспечить государство.
– У меня только грустные «байки». Строился-то Исаакий с большим трудом, там сотни тысяч рабочих рук, десятки великих инженерных и художественных голов. Исаакиевский собор – это апофеоз российской академии художеств, это торжествующий гимн государства российского и православия тоже.

Из каких-то человеческих историй меня больше всего смутила история, произошедшая в день освящения собора, когда государь Александр Николаевич – Александр II — на церемонии не заметил протянутую руку Монферрана и не пожал ее. Это произвело такое сильное впечатление на старика Монферрена, который 40 лет своей жизни потратил на Исаакий. Он заболел и через два месяца умер, после чего отправился в последнее печальное путешествие в запаянном ящике в Париж.

Я был на его могиле. Там нет надписи, только монограмма – «A.M.» - Auguste Montferrand. Я хотел поставить маленькую бронзовую табличку, где по-русски и по-французски было бы написано: «Благодарный Петербург великому французу», но во Франции такое трудное законодательство. Для того чтобы это осуществить, нужно получить согласие родственников, а родственников нет. Формально решить этот вопрос невозможно. Если бы это было в России, я бы, не спрашивая, поставил, а потом посмотрел бы, уберут или нет, но там нельзя. Я не оставляю такой мечты, что кто-нибудь найдет решение этой проблемы. Монферран похоронен на кладбище Монмартр, и там знают об этом захоронении, но не очень хорошо понимают, насколько мы ему благодарны, потому что Исаакий, Александровская колонна, некоторые дома в этом городе и за его пределами – это все приметы, которые принес в Россию великий французский бродяга.
Какое место в музее ваше любимое?
– Будете смеяться, но я очень люблю подвалы. Они неказистые, как трюм большого военного корабля, и напичканы трубами, но именно там, вот в этих жутких крохотных келейках, пережили блокаду музейные смотрители, которые сохраняли 120 тыс. музейных предметов, свезенных из пригорода, перевезенных из Эрмитажа. Только Исаакий с толщенной стен в пять-шесть метров и перекрытий до восьми метров мог обеспечить физическую защиту этих музейных раритетов.

Еще я очень люблю одно местечко на самой верхотуре. Туда долго карабкаться, но это безумно интересное место. Если выйти в самый центр собора и поднять голову, то мы увидим серебряного голубя. Он кажется совсем крохотным, но на самом деле он с меня ростом и размах крыльев у него побольше, чем у меня размах рук. И вот на самом верхнем внутреннем пространстве есть такая круглая галерейка, где можно почти рукой дотянуться до голубя. Вот это местечко я люблю. Оно абсолютно автономно существует в звуковом пространстве – там не слышно ни собора, ни города, ничего другого. Ощущение очень мягкой тишины.

Я очень люблю ангельскую балюстраду. Это выше колоннады, куда пускают посетителей. К ангелам практически нельзя пускать посещающих, потому что невозможно соблюсти требования пожарной безопасности, но сотрудники могут иногда подниматься туда. Там весь наш город виден с еще большей высоты, чем с колоннады, и Петербург проглядывается через крылья этих ангелов, сквозь те лесенки, бутылочки, факелы, которые находятся у них в руках. Их 24, и они все олицетворяют разные ангельские заботы.

Есть еще одна площадка на самом-самом верху, там сейчас стоит «тепляк». Это так называемый фонарик, вокруг которого круговой балкончик. Это самая верхотура – сто метров над городом. Выше только телевизионная башня, и выше будет «Лахта центр». Я очень хотел бы подняться, если доживу, на смотровую площадку «Лахта центра» и увидеть город с той высоты. Им обязательно нужно будет поставить бинокуляры, чтобы можно было посмотреть на город сверху.
фото: strana.ru
Будете ли о чем-либо просить РПЦ? Что-то не трогать, например, или каким-то вопросам уделить особое внимание?
– Это бессмысленно. Я, скорее, попрошу комитет по охране памятников обращать на Исаакий особое перманентное внимание. Я не верю, что безвозмездный пользователь будет озабочен такими пустякам, как состояние здания. Это остается за государством, и государство должно обеспечивать и сохранность, и составление реставрационных проектов и планов, и их исполнение, и их оплату. Это все дело государственных структур, я думаю, что комитета по охране памятников.
В ряде интервью вы говорили, что подумываете об отставке уже пару лет. Совпадает с первыми новостями о передаче собора в ведение РПЦ. Просто совпадение или все же это связанные вещи?
– Именно первые новости и мешали мне уйти в отставку. Японцы уверены, что человек не может руководить каким-то проектом или предприятием больше семи лет. За семь лет он изнашивает систему своих фантазий, предположений, намерении и идей. Надо уступить место тому, кто придет развивать структуру дальше. Это совершенно нормальное явление. Я действительно так задумывал, но пришел 15-й год и возникли попытки убрать музей и передать Исаакий РПЦ. И я застрял.

Не надо преувеличивать роль директора – она велика в меру. Все равно главную партию играет коллектив – ежедневная кропотливая работа, а директор должен все это организовать, направить и предложить достойное вознаграждение, что я и старался делать. Что касается новых идей, я действительно выбрал вроде бы все направления и экстенсивного, и интенсивного развития. Значит нужна новая голова – это естественно.

Если я сейчас, отдохнув, захочу заняться новым проектом, то в первую очередь буду решать, смогу ли я сделать что-то, чтобы сдвинуть проект с места, приподнять его показатели, либо очень хорошо продолжить чье-то начинание. Надо трезво к себе относиться, и я достаточно скептически отношусь и к своим победам, и к своим умениям, и к своим талантам. Правда, я не кокетничаю. Я также и в театре работал, и в правительстве. Очень редко мог похвалить себя за что-то и гораздо чаще ругал. Вообще я не «летун», у меня всего четыре места работы.
Давайте смоделируем ситуацию: ваш контракт не заканчивался бы 5 июня. Все равно подали бы в отставку?
– Нет, я думаю, что я свою отставку потянул бы до даты, близкой к окончанию контракта, потому что я, на самом деле, делаю это немножко раньше, чем надо, – мне еще полгода до 65, а до 65 минимум человеку нужно работать. Во-вторых, неспокойная ситуация. Если бы передача Исаакия церкви имела хоть какой-то план, тогда можно было бы обсуждать. Сейчас это положение «Ежик в тумане». Абсолютный туман, непонятно, что и как, только кто-то фыркает в этом тумане – кто непонятно.
Есть мнение, что вы уходите, потому что «Буров не боец».
– Это суждение из зала – а я на ринге. Позвольте мне уставать ровно настолько, насколько я могу. Из зала всегда судить легче. Мое заявление — это тоже продуманный детонатор – хватит тумана! Нам нужно четко определиться, идем мы или не идем, и если идем, то куда и зачем?
Как вы представляете себе будущее Исаакиевского собора в руках РПЦ?
– Я не хочу представлять за РПЦ, потому что там должно быть свое видение. У меня было видение всегда, но оно, очевидно, отличается от того, что есть у церкви.
В одном из интервью вы назвали «убийством» передачу собора. Какие-слова могли бы стать эпитафией?
– Это убийство музея, да. Если честно, я не хочу хоронить музей раньше времени и продолжаю надеяться на разумный выход из этой ситуации, которая поставила все стороны в глупейшее положение. Вот как выйти из этой ситуации, сохранив лицо? У меня был рецепт, я его предлагаю, посылаю на разные этажи власти. Может, будет реакция, глядишь и эпитафия не понадобится. Не нужно преувеличивать роль директора в таких ситуациях. Когда человек борется или бьется, видя своего противника, это одно. Когда человек стоит, а вокруг него одни противники – это совсем другая ситуация.

Фото к тексту: Диана Ахмадуллина / «Санкт-Петербург.ру»

© Санкт-Петербург.ру
В Петербурге перед началом майских праздников растет спрос на официантов и мангальщиков Петербургские ученые создали "умную" одежду, вырабатывающую энергию Петербуржцы с трудом находят поликлиники, где можно привиться от коронавируса Пистолет, из которого школьник отрыл стрельбу на Науки, оказался пластмассовым
Фонтан "Луч" в парке 300-летия обворовали прямо перед началом летнего сезона "Премии, уважение, признание": петербуржцы рассказали, что их больше всего мотивирует работать Петербуржцам рассказали, каким категориям граждан следует ограничить употребление бананов В Петербурге в начале апреля наблюдается аномальное количество снега
На Невском проспекте за 14,7 млн рублей установят вазоны с декоративными яблонями В Петербурге любитель гонок уходя от погони устроил ДТП и остановился только после предупредительного выстрела Владимиром Путиным был подписан указ о проведении в Москве Международной выставки-форума "Россия" В Комтрансе рассказали об изменениях в законодательстве, связанных с зонами платной парковки в Петербурге

 
Made on
Tilda