Как надо или как получается – лечение онкозаболеваний в России

Средства на лечение онкологических заболеваний в России сегодня выделяются из федерального и регионального бюджетов, а также фонда ОМС, который формируется из страховых взносов, субсидий и трансфертов из федерального бюджета. В 2015 году в Петербурге общий объем бюджетных средств, выделенных на лечение онкобольных, составил 2 168,42 млн рублей. Из них на лечение онкологии из городского бюджета выделено лишь 581 533,90 тыс. рублей. В 2016 году региональный бюджет планирует потратить на эти цели 669 493,41 тыс.

С 2017 года расходы на квоты для онкобольных планируют полностью возложить на регионы. Как будет оформлено перераспределение финансовых потоков, еще не ясно – вопрос о финансировании сейчас прорабатывается Минздравом.

«Квота – это обязательство государства заплатить определенную сумму за лечение, - объясняет координатор программ благотворительного фонда «АдВита» Елена Грачева. – Она берется из бюджета, выделенного на здравоохранение, – порядка 2,7% ВВП, если не ошибаюсь. При этом из года в год эту сумму сокращают на 30%. То есть денег выделяют не столько, сколько нужно, а столько, сколько есть. Наши нормативы не имеют ничего общего с международными стандартами, собственно, из-за этого и было придумано импортзамещение. Норматив по квоте, средствам, которые выделяются на одну историю болезни, позволяет закупить для лечения не те препараты, которые уже признаны эффективными в лечении, а их аналоги, более дешевые, часто с побочными эффектами. Решатся это «наверху».

Эту систему, отмечает Грачева, сложно понять даже специалистам. Сейчас она работает таким образом, что в клиниках федерального подчинения квоты распределяются согласно заявкам по кварталам. Если больному повезет, он попадает на лечение в тот момент, когда средства учреждению были только что выделены, если не повезет – то ждет очередного поступления средств. «Хотя в экстренных случаях предусмотрены дозаявки», - отмечает Грачева. Лечение в клиниках городского подчинения оплачивается региональными фондами ОМС. При этом пациент сам решает, где проходить лечение – в федеральной или городской клинике. И в обоих случаях можно подключить средства благотворительных фондов.

Все опрошенные «Санкт-Петербург.ру» специалисты сообщили, что фиксированного размера квоты, выделяемой на одного пациента, нет – все зависит от характера и стадии заболевания, суммы могут очень сильно разниться. Поскольку суммы в бюджете прописываются заранее, а количество и специфику диагнозов за год предсказать невозможно, то в итоге пациент действительно получает из бюджета «что есть».

«Аналогичной системы квот в других странах мира нет, - отметил основатель и директор «Петербургского медицинского форума» Сергей Ануфриев. – Есть только листы ожидания на такие сложные и дорогостоящие процедуры, как, например, протонная терапия».

«Со следующего года порядок финансирования изменится, - рассказывает Грачева. – Оно полностью будет на регионах. Сегодня есть возможность лечиться в клиниках федерального подчинения, которые получают деньги напрямую из федбюджета. А также в больницах городского подсинения, где лечение финансируется из бюджета региона и регионального фонда ОМС. Сейчас не совсем понятно, регионы вовсе останутся без поддержки из центра или просто потоки средств перераспределят. Допустим, Москва и Санкт-Петербург смогут предложить бюджеты самостоятельно, это небедные города. А остальные?»

Понятно лишь одно, в стране не останется клиник, которые получают деньги напрямую из федеральной казны, минуя прочие инстанции. При этом даже сейчас, когда речь идет об очень сложном и дорогостоящем лечении, получить «то, что есть» не так-то просто. Частично высокотехнологичная медицинская помощь (ВМП) покрывается региональными бюджетами ОМС, пояснил Сергей Ануфриев. Но при необходимости сложного дорогостоящего лечения нужно получать специальный «талон на ВМП».

Для этого лечащий терапевт должен убедиться, что пациенту нужна именно дорогостоящая медицинская помощь, затем удостовериться, что конкретный вид ВМП не входит в программу финансирования ОМС и только потом можно подавать документы в отдел ВМП Санкт-Петербургского медицинского информационно-аналитического центра (СПб ГУБЗ МИАЦ) на улице Шкапина, 30. После рассмотрения специальной комиссией (как правило, она состоит из чиновников комитета по здравоохранению и рассматривает документы в течение десяти дней) и положительного решения можно получить «талон на ВМП».

Впрочем, поясняет Елена Грачева, само получение талона – достаточно рутинная процедура, куда сложнее бывает получить место в клинике. «Взрослых онкологических коек, в отличие от детских, гораздо меньше, чем нужно, - поясняет Грачева. - В разных сегментах, конечно, по-разному: к примеру, с облучением проблем с местами больше, чем с хирургией. Кроме того, сохраняется проблема коллективных отпусков отделений, когда одновременно могут закрыться три гематологии из четырех».

Небюджетное финансирование - помощь от родных, близких и специальных фондов - можно совмещать с государственным. В Петербургском НИИ онкологии им. Р.М. Горбачевой фонды обеспечивают чуть более половины лечебного процесса и полностью финансируют поиск донора за границей.

Именно благодаря этому НИИ сыну Натальи Маковеевой оказали максимально оперативное лечение. С тех пор, на протяжении уже семи лет, у молодого человека стабильная ремиссия.

«Сын лежал в больнице, думали, что из-за болезни уха, - рассказывает мать. – Но по анализу крови врачи обнаружили бласт (новообразование – прим. ред.). В считаные часы его перевели в клинику Раисы Горбачевой, без всяких квот – у нас даже не было петербургской прописки. Уже после я узнала, что в эту клинику как раз и попадают те, у кого нет регистрации. Ряд документов мы оформляли постфактум. Ведь при лейкозе счет идет буквально на часы, и врачи сработали очень оперативно и профессионально. Мы лечились около полутора лет, в 2008-2009 годах. И когда все это происходило, даже разговора не было про какие-то квоты».

В России действительно многое зависит от конкретных людей на местах. Совсем иначе увидела нашу систему здравоохранения петербурженка Екатерина Приходько. «Моей дочери в июне исполнилось шесть лет, - рассказывает женщина. – Тася – здоровый физически и психоэмоционально ребенок. Когда ей было три года и 7 месяцев, мы отправились в долгожданный первый семейный отпуск в Таиланд. Там она заболела: высокая температура, странный кашель. Мы сразу позвонили доктору, который вел Тасю с рождения, она сказала колоть антибиотики. В это же время ребенок страшно похудел. Врач сказал – сдавать анализы, делать рентген. Рентген и показал что-то странное».

Врачи пришли к выводу, что в легких девочки может быть новообразование, и нужно делать биопсию. «Мы привели ребенка в больницу (Детская клиника им. Рауфхуса – прим. ред.), а у них там ходила ротовирусная инфекция, - рассказывает мама. – Она заболела, буквально за сутки оказалась в очень тяжелом состоянии, ее положили в реанимацию. Нас к дочке не пустили, сказали, что я могу узнать о состоянии своего ребенка по телефону, с 9 до 10 утра и с 17 до 18 вечера! На следующее утро в больницу я не дозвонилась. Врачи сказали, что нужно делать биопсию, а для этого необходима полосная операция. И это когда мой ребенок в таком состоянии!»

На этой стадии друзья семьи посоветовали родителям отправить результаты анализов в немецкие и израильские клиники. Откликнулись специалисты из Израиля. «Меньше чем за сутки мы собрали вещи и улетели, - продолжает мать. – В израильской клинике нам сделали биопсию, причем никакой полосной операции для этого не понадобилось. После остался только маленький пластырь, который сняли через пару дней».

Затем было восемь химиотерапий, пересадка костного мозга, 33 сеанса лучевой терапии. В мае 2015 года, через год, девочка вернулась домой. В прошлом месяце семья прилетела в Петербург после очередного обследования в Израиле, где они бывают каждые полгода. «Не знаю, возможно, у меня сложилось бы другое впечатление о наших врачах, если бы не эта история с реанимацией. Хорошо, что все сложилось так, как сложилось – хотя лечение в Израиле недешевое, нам пришлось искать средства», - подытожила мать.

В городском комитете по здравоохранению на вопрос «Санкт-Петербург.ру» относительно квот и изменения порядка финансирования ответили пространным комментарием о том, как много городские власти делают для онкобольных:

«За счет средств федерального и городского бюджета высокотехнологичная медицинская помощь по профилю «онкология» оказывается в 22 учреждениях города федерального и городского подчинения, а также в 8 медицинских учреждениях других субъектов Российской Федерации, - сообщили в комитете. - В 2015 году лечение от онкологического заболевания за счет федерального и регионального бюджетов получили 9 494 пациента, еще 5 792 человека получили ВМП за счет средств местных фондов ОМС.

По словам заместителя председателя комитета Татьяны Засухиной, в Петербурге сегодня активно продвигается именно радиохирургия. Ведется строительство первого в России Центра протонно-лучевой терапии, установлен протонный циклотрон - аппарат, позволяющий разгонять протоны до скорости, близкой к скорости света, и направлять их на опухоль. Сегодня это самый малотравматичный метод лучевой терапии, показанный при онкологических заболеваниях внутренних органов, глаз, особенно в детской онкологии. Аппарат позволит лечить 800 человек в год.

Также закуплены радиохирургические установки «Кибер-нож» и «Гамма-нож». Этот метод позволяет проводить облучение опухолей высокой дозой радиации с субмиллиметровой точностью, без повреждения здоровых тканей.

За пределами официальных цифр и статистики специалисты признают, что врачи порой творят чудеса. «Наиболее успешно в России лечат рак кожи, – говорит Сергей Ануфриев. – Среди самых продуктивных разработок - использование моноклональных антител в клинической практике при раке, таргетных и иммунопрепаратов. Видеоэндоскопические операции с использованием лазера и микрохирургической техники. Эндоваскулярные вмешательства в лечении новообразований органов малого таза, сохранение репродуктивной функции в онкологии».

С учетом предсказуемой системы квот, лечение непредсказуемых онкологических заболеваний в России, и в частности в Петербурге, происходит, условно говоря, как сойдутся звезды. Многое зависит от характера и стадии заболевания, момента, в который больной попадает на лечение, наличия препарата на рынке и, наконец, конкретных людей.