"Джекилл и Хайд" - мюзикл о сверхчеловеке

В Театре Музыкальной комедии поставили одну из самых успешных историй о двойничестве - “Джекилла и Хайда”. Таинственный английский романтизм, атмосфера Лондона времен Джека Потрошителя и мощный драматизм центрального персонажа - примерно с такими ожиданиями идет в театр зритель “Джекилла и Хайда”. Повесть Стивенсона столько раз экранизировали, что все мы знаем сюжет, но о чем эта история, каждый режиссер решает для себя сам.

Режиссер Керо увидел историю об умном человеке, которого невежество и слепота окружающих довели до пули. Вернее, сначала до сумасшествия, а потом все-таки до пули. Но в целом, несмотря на лондонский туман и мрачную интригу (кто станет новой жертвой Хайда?), Генри Джекилл в эмоциональном плане явно преобладает над Эдвардом Хайдом. Мюзикл выгодно отличается от большинства экранизаций тем, что избавляет нас от детективной подоплеки, фокусируясь на страданиях и трансформации доктора Джекилла. Мы видим всю историю его глазами, а не глазами нотариуса Аттерсона, мы, зрители, первыми узнаем, что Джекилл стал Хайдом.

Много внимания в мюзикле уделено женским персонажам - Эмме и Люси. Они повторяют мотив двойничества, основной для “Джекилла и Хайда”, только отличаются девушки скорее социальным положением, чем характером. К Генри Джекиллу обе относятся одинаково благоговейно, но Люси не посчастливилось встречаться с мистером Хайдом чаще, чем с доктором. Эмме же в итоге пришлось хуже всех - она так и не смогла помочь доктору, хотя пыталась. Более того, она даже не поняла, что с ним произошло.

Впрочем, недоверие к Эмме - единственное, в чем можно упрекнуть доктора. Он ни разу не пьет зловещую микстуру только потому, что ему скучно. Он ищет подопытного больного, и решает стать им сам, желая спасти отца. Кто-то посчитает это наркоманией, кто-то игрой, слишком сложной даже для блестящего ума. Стивенсон отдал Джекилла на “съедение” Хайду, в мюзикле же финал более сложный и драматичный. Генри Джекилл хочет отгородить от Эдварда Хайда своих близких - и стреляется (даже хуже: просить Аттерсона застрелить Хайда и, заодно, Джекилла) на собственной свадьбе.

Здесь нет неприлично дорогих декораций, немыслимых костюмов, сложных решений, завязанных на глубине сцены. Действие не уходит от нас слишком далеко, поэтому то и дело хочется сказать “ну что же вы, как так можно, неужели вы не видите!”. Или вместе с доктором сдержать напор подступающего к его светлому уму Хайда, а когда последний берет верх - нельзя не поддаться его самоупоению, бессовестной притягательности, беспричинной, хаотичной злости. То есть зрителю одинаково  интересны и Джекилл, и Хайд (более того, иногда они одинаково симпатичны), также как Эмма и Люси.

Также, как в книге, на сцене есть место особым, доверительным отношением доктора с нотариусом Аттерсоном. Кратко, но характерно прорисован дворецкий в доме доктора. И в целом успех постановки зависит не от изначальных констант - будь то музыка или либретто, а от драматургического наполнения персонажей, которое каждый день зависит от артистов. Несколько стремительных массовых сцен представляют неприятный, мрачный Лондон, с улиц которого хочется побыстрее уйти домой. Нищие, проститутки, нищие проститутки, пьяные священники, злодеи. В этой среде обитает мистер Хайд, а вот Генри Джекилл является в основном в кабинете, прилично одетым, среди ученых и рядом с беззаветно любящей его Эммой. Превращения - тоже один из “козырей” постановки. Полный рефлексии дневник, жуткая одежда Хайда, страшные метания по полу кабинета - все это делает персонажа ближе к нам, чем в любой экранизации, насыщенной гримом и спецэффектами.

По версии Керо, не мистер Хайд захватил разум заигравшегося ученого, а Генри Джекилл не смог определиться, кто он, когда понял, что его сил не хватит на двойную жизнь. Он не смог сначала калечить людей, а потом выхаживать их, как он залечил шрамы Люси, не смог убивать оппонентов, на которых у доктора не поднялась бы рука, а потом читать о зверствах Хайда в газетах. И основная мысль постановки - не в том, что даже малая толика зла внутри нас может возобладать, а в том, что сверхчеловеком стать нельзя. Нельзя полагаться на свой разум и нельзя перестроить все общество, напоив каждого из волшебной пробирки. И, судя по тому, что этот подтекст со сцены считывается - постановка удалась. Небольшая глубина сцены на фоне ясной моральной установки - не такая уж и беда.

Следующий блок “Джекилла и Хайда” пройдет в Театре музыкальной комедии 24 - 28 февраля.